Алексеев Н. Н. Б. П. Вышеславцев

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Алексеев Н. Н.

Б. П. ВЫШЕСЛАВЦЕВ *)

Сошел в могилу еще один представитель старой русской эмиграции, проф. Б. П. Вышеславцев. Покойный родился в Москве В 1877 г. и учился в той самой 3-й Московской гимназии, нравы и порядки которой так образно нарисовал В. М. Зензинов в своих воспоминаниях. Он был питомцем Московского Университета, юридический факультет которого он окончил в 1899 году. Карьера присяжного поверенного, которую он избрал после окончания Университета, его не удовлетворила, и он променял ее на менее прибыльную профессию русского ученого. «Адвокатура процветает, пишет он в своем дневнике от 1902 года·, но я читаю Канта»... «Я все более занимаюсь философией, адвокатуру совсем оставил». Друг и университетский товарищ покойного, В. А. Савальский, в молодости оставленный при Московском Университете (умер в 1916 г.), ввел Б. П. в кружок, группировавшийся около профессора Π. Н. Новгородцева, по рекомендации которого Б. П. был оставлен при Университете со скромной стипендией в 50 рублей в месяц. Π. Н. Новгородцев обладал замечательным талантом объединять вокруг себя интересующихся философскими вопросами молодых людей, из которых многие сделались впоследствии более или менее заметными учеными. Трудно забыть воскресные собрания на его квартире с дебатами на философские и социальные темы. Вот запись из дневника Б. П., характеризующая, чем жили некоторые круги русской молодежи в начале девятисотых годов. «Читаю всех старых кантианцев, вплоть до Фихте и увлекаюсь истреблением вещи в себе»... Моя работа написана с большой страстностью, как сказал профессор Новгородцев. Я читаю работу Η. Н. Алексеева, он мою, происходят страстные дебаты и весьма враждебная полемика с ним, впоследствии моим другом в самых лучших годах странствий»... Враждебная полемика о «вещи в себе» — как это далеко ст умонастроения с о в ре м е нн о й молодежи!..

В 1908 голу Б. П. выдерживает блестяще магистерские испытания при Университете, получает звание приват-доцента и командируется на два года заграницу для научной работы. «Пожалуй

*) Настоящий некролог был напечатан в «Новом Русском Слове» (Нью Йорк), 26 октября 1954 г.

42

самый блестящий момент нашей молодости, — пишет Б. П., — свобода, надежды, возможности, все впереди»... Берлин, Марбург, Италия, Рим, Париж, Гейдельберг — везде новые впечатления, новые встречи, новые мысли и идеи. Из университетских городов Б. Л. более всего привлекает Марбург, где, у подножия старого

замка, на берегах тихо струящегося Лана, приютился старый Университет с знаменитым Наторпом во главе. В те годы в Марбурге собрался ряд выдающихся молодых философов — Николай Гартман, впоследствии чуть ли не самый известный философ Германии и ректор Берлинского Университета, Хаймзют, позднее профессор в Кенигсберге и ректор Кенигсбергского Университета, В. 3. Сеземан, впоследствии профессор в Ковно, Татаркезич,

43

позднее профессор в Кракове, Гавроиский, впоследствии профессор в Берне. «Зима, снег, — пишет Б. ГК, — иду к Гартману, он живет наверху у готической церкви, в старогерманском домике, где мог бы жить «молодой Вертер» или молодой Фихте в бедные годы... Комната натоплена хорошо, Гартман всегда дает крепкий кофе, который сам делает. Мы ведем философский диалог... Чудное тихое время созерцания и мысли».

Из Марбурга вывез Б. П. свою диссертацию «Этика Фихте», которая имела большой успех в России и открыла перед ним широкую академическую дорогу. Ему был поручен курс «Истории политических учений» для второго курса юристов в Московском Университете, его семинар собирал всегда большое количество слушателей. Кроме того, он читал в Московском Коммерческом Институте и в Народном Университете Шанявского, где его лекции по Истории философии пользовались особым успехом и создали многих поклонников. Он был блестящим лектором, читал всегда с вдохновением и подъемом. В 1917 году в январе он был избран экстраординарным профессором Московского Университета.

В эмиграцию он прибыл в 1922 году вместе с группой, высланных из Советской России, ученых. Запомнились его слова, произнесенные при первой беседе: «Философия должна быть теперь не изложением малодоступных для людей теоретических проблем, но учительницей жизни». Отсюда тяга его к религиозной философии, на которой он сосредоточился в эмиграционные годы. Однако, под «религиозной философией» он не понимал богословской догматики, всегда ему чуждой. Он был свободным религиозным философом, в котором, однако, всегда чувствовалась древняя философская традиция и глубокое философское образование. Этим уважением к традиции и особенно эллинской, его религиозная философия отличается от философских размышлений Н. А. Бердяева, с презрением относящегося ко всякому «академизму» и философскому классицизму.

Следуя намеченному им пути, Б. П. еще в Берлине сблизился с организацией Христианского Союза Молодых Людей (И.М.К.А.), начал посещать ее съезды и конференции, а также читать лекции в основанной в Берлине и затем переехавшей в Париж Религиозно-Философской Академии. При переезде в 1925 году в Париж он был приглашен на должность редактора в издательство ИМКА-Пресс. Многие русские литераторы должны быть ему благодарны за готовность всегда помочь в вопросе издания книг в названном издательстве.

Б. П. был, кроме того, профессором Русского Богословского

44

Института в Париже и близким участником Экуменического движения в период его деятельности до второй миров-ой войны. Он был делегатом Русской православной церкви (юрисдикции Константинопольского патриарха) на Всемирной Экуменической Конференции в Оксфорде в 1937 году. После переезда в 1945 году в Швейцарию он прочел ряд лекций в разных швейцарских городах на религиозные и экуменические темы. Лекции эти имели немалый успех — и смерть Б. П. была отмечена в швейцарской прессе, всегда скупой на раздачу похвал русскому эмигранту.

Б. П. был широко одаренным человеком, большим ценителем театра, знатоком и любителем музыки, поклонником поэзии и изящной литературы. Он был человеком особой насыщенной духовной культурности, каких не родится более в современном моторизованном мире, в мире спорта и бездушных роботов. Отсюда его нелюбовь к индустриальной цивилизации, выраженная в его последней книге «Кризис индустриальной культуры», изданной Чеховским издательством и имевшей немалый успех в русском зарубежье. В лице покойного ушел из этого мира характерный представитель старой русской интеллигенции, русский ученый, философ и «гражданин» мира. Интерес к философии был у него так глубок, что перед лицом смерти, в тяжких страданиях, он любил говорить на философские темы. «Возвращаюсь к истокам бытия», сказал он мне в один из последних дней своего земного существования: «Все понял... как это просто».

Η. Н. Алексеев.